6. Память и беспамятство родной земли

 

Продолжение.  К началу документа.

                              - 38 -

венно, что в момент обширного кризиса памяти, совпадающего с необ-

ратимыми метастазами всей общественной системы,  приоритет воспро-

изводства памяти принадлежит народу.  А интеллигенции, упорно ищу-

щей выходы из тупика беспамятства, приходится снова и снова припа-

дать к родникам памяти, к сокровищнице народного эпоса, к вечнозе-

леным легендам из кладези устного народного поэтического творчест-

ва.

     Ч.Айтматов интуитивно  это  осознал,  воздвигнув краеугольным

камнем в здание своего романа "И  дольше  века  длится  день" бес-

смертную легенду о несчастном манкурте-убийце памяти-матери.

     Историографическая функция романа Ч.Айтматова состоит в  том,

что  он  обнаружил и перечислил сложнейшие узлы в жизни националь-

ностей Средней Азии и трагические точки  пересечений  в  межнацио-

нальных отношениях.

     Железная дорога в романе не имеет прямой связи с восстановле-

нием исторической памяти,  но она несет важную смысловую нагрузку.

Во-первых, железная дорога, как неоднократно повторяется в романе,

разделяет  естественную  жизнь  центральноазиатских  степей  на  2

части.  Нетрудно себе представить, взглянув на географическую кар-

ту  Советского  Союза,  сравнительно узкую площадь густонаселенной

степной и лесостепной полосы, окрашенной с юга желтыми песками Ка-

ракумов  и  Кызылкумов,  а с севера - густозеленой  и  бурозеленой

краской бескрайних болот, тайги и тундры, полосы - лесостепной по-

лосы - по которой веками и тысячелетиями передвигались народы то с

востока на запад,  то с запада на восток.  И если слово "поезда" в

повторяющемся  рефрене романа "И дольше века длится день" мы заме-

ним словом "народы" - мы получим геополитическую  картину  истории

этого естественного природного коридора, вся жизнь которого напол-

нена передвижением кочевых народов, рождением кочевых цивилизаций,

взаимовыгодными контактами кочевых и оседлых народов.

     Во-вторых, в другом смысле,  железная дорога  превращает  ка-

захские  степи  в проходной двор,  по которому бесконечно в одну и

другую сторону передвигаются люди, товары, грузы, ломаются челове-

ческие судьбы, перемежаются радость и печаль.

     При этом автор романа не скрывает ни  конкретных исторических

причин великого переселения народов, ни конкретного новейшего вре-

мени,  когда оно начиналось и сколько продолжалось. В одном случае


 

                              - 39 -

виной тому была всенародная война:"...и пошли эшелоны через Боран-

лы Буранный на запад с солдатами,  на восток с эвакуированными, на

запад с хлебом, на восток с ранеными". В другом случае - это осво-

ение целинных степей, о чем говорится в более скрытой, в более ос-

торожной  форме:  "...и ни конца,  ни края - откуда только черпали

эту неисчислимую людскую рать,  эшелон за эшелоном  проносился  на

фронт днем и ночью,  неделями,  месяцами,  а потом годами и годами

(выделено мной - М.Г.).  Мне кажется, что выделенные мной слова не

заметили зарубежные критики,  не захотели заметить наши соотечест-

венники. В итоге всех этих передвижений, как упоминается в романе:

"Даже на таком глухом полустанке, как Боранлы-Буранный, сразу ста-

ло ощутимо как резко переиначилась жизнь на кругах своих..."  (вы-

делено мной -М.Г.).  В итоге железная дорога дает ключ к пониманию

того, как ломаются традиции степной жизни, как привносятся под ка-

захстанское  небо новые стандарты поведения и взаимоотношения раз-

нохарактерных и разноязычных людей.

     В-третьих, в широком смысле,  дорога, живущая неутомимой, ди-

намичной жизнью (рефрен "А поезда в этих краях шли  с  востока  на

запад  и  с  запада  на восток" повторяется в открытой или скрытой

форме более десятка раз),  имеет более глубокий смысл.  И конкрет-

но-историческая  увязка изменений,  связанных с этой дорогой и ка-

захской степью во время Великой Отечественной войны и в послевоен-

ные годы, когда Центральным правительством было принято решение об

освоении целинных земель, уступает место более широкому геополити-

ческому контексту. Этот контекст необходим автору романа для того,

чтобы перекинуть мостик между прошлым и настоящим и целенаправлен-

но вызывать у читателя необходимые эмоции и ассоциации с нынешними

болячками степных обитателей и полуразрушенной степной жизни.

     Выделенный петитом  и  вмонтированный в текст романа рефрен о

поездах ,  идущих то в одну,  то в другую сторону,  повторяется 12

раз.  Наряду с отмеченным выше геополитическим смыслом,  этот две-

надцатикратный рефрен вызывает не  только  историко-пространствен-

ные,  но и фольклорно-поэтические ассоциации, например, с компози-

цией и стилевыми особенностями киргизского героического эпоса "Ма-

нас", в котором, как известно, многократное повторение какого-либо

рефрена, например, деепричастия "деп" ("сказал", " сказав") в кон-

це,  середине или в начале прямой речи,  обусловлено национальными


 

                              - 40 -

языковыми особенностями и своеобразием тюркского эпического  сказа

(47). Наряду с этим в указанном эпосе число 12 упоминается, как го-

довой цикл, как 12-ти тысячное войско богатыря кыпчаков, прибываю-

щего  на  поминки киргизского хана Кёкебая,  как 12-й день поминок

знатного хана (48) т.д. Манкурт, манкуртизация, беспамятство в че-

ловеке и беспамятство на земле,  шапка манкурта на голове несчаст-

ного и колючая проволока вокруг степного пантеона - все это незри-

мыми нитями связано с историей земли,  на которой веками  создава-

лась кочевая цивилизация, и на которую всегда были внешние претен-

денты,  и внутри которой междуусобицы чередовались  временами  за-

тишья.  И повторяющийся рефрен бесконечных поездов делает свое де-

ло:  прокладывает дорогу не только с востока на запад, и наоборот,

но и дорогу к предкам,  дорогу к истории евроазиатских степей. На-

конец, это дорога читателя к самому себе, дорога внутри человека.

     Из череды столетий,  из вереницы примеров этнических передви-

жений по степным просторам Ч.Айтматов выбирает  то,  что  наиболее

плотно связывает прошлое с настоящим, память с беспамятством.

     Кочевые жуаньжуани, "вынесшие из своей кромешной истории" са-

мый  жестокий  вид варварства - разрушение в человеке его разума и

памяти,  хлынули на север, в казахстанские степи из южных пределов

кочевой  Азии  "и,  надолго завладев сарозеками,  вели непрерывные

войны с целью расширения владений и захвата рабов...  Но сопротив-

ление чужеземному нашествию возросло. Начались ожесточенные столк-

новения.  Жуаньжуани не собирались уходить из сарозеков, а, напро-

тив,  стремились  прочно  утвердиться в этих обширных для степного

скотоводства краях.  Местные же племена не примирялись с такой ут-

ратой и считали своим правом и долгом рано или поздно изгнать зах-

ватчиков."

Конец документа.

 

К началу документа.

 

Список литературы.

 

Выходные данные.