А.Ю. Шадже

 

ПУТЬ К ГОСУДАРСТВЕННЫМ ЯЗЫКАМ

 Часть 1.   К части 2.

Первым атрибутом уникальности нации является ее язык. Достижению межнационального согласия в многонациональном государстве способствует равноправие языков. Поэтому национально-языковая политика приобретает особую актуальность в научном и политическом плане.

Проблема языка имеет огромное количество аспектов, мы затронем социально-философский аспект. Цель наша, - рассматривая язык как национальную ценность, показать путь Адыгеи к государственным языкам и обозначить перспективы двуязычия.

Для начала обратимся к выдающемуся немецкому мыслителю М.Хайдеггеру, который исследуя путь к языку, писал: "Ведь согласно старинной дефиниции мы как раз те существа, которые обладают даром речи и у которых, стало быть, уже есть язык. Больше того, дар речи даже не какая-то одна из человеческих способностей рядом со многими другим. Дар речи отличает человека, только и делая его человеком. Этой чертой очерчено его существо. Человек не был бы человеком, если бы ему было отказано в том, чтобы говорить - непрестанно, всеохватно, обо всем, в многообразных разновидностях и большей частью в невысказанном "это есть то". Поскольку обеспечивает все подобное язык, сущность человека покоится в языке".1.

Значит, язык является домом бытия человека. Человек существует в языке и при языке. Именно языковая среда растит человека, питает и определяет его мышление и культуру. Она же и формирует личность.

Язык представляет собой систему знаков, которая служит средством общения, мышления и выражения. С помощью языка человек познает мир, выражает свое отношение к нему. Это свидетельствует о том, что язык и мышление человека внутренне едины. Немецкие философы И.Г.Гердер и В.Гумбольдт, признав единство мышления и языка, увидели в языке мировоззрение. "Человек думает, чувствует и живет только в языке, он должен сначала сформироваться посредством языка, для того чтобы научиться понимать действующее помимо языка искусство. Но человек чувствует и знает, что язык для него - только средство, что вне языка есть невидимый мир, в котором человек стремится освоиться только с его помощью".2.

В марксистской философии зафиксирована проблема познания как диалектика языка и мышления. Язык служит средством выражения и объективации идеального, поскольку "идеи не существуют оторвано от языка".3. Взаимосвязь языка и мышления встречается и в рассуждениях русских философов: например, у Н.А.Бердяева, И.А.Ильина.

 

Таким образом, язык является сущностным элементом человеческой личности, "носителем" человеческого мышления, средством выражения самой личности. Доказано, что материальным носителем мысли является определенный язык. Язык, на котором мыслит человек, считается родным.

Важно отметить еще одну существенную особенность языка - язык представляет собой не изолированный феномен; существует диалектическая связь языка и народа. Так, для отечественного мыслителя XIX века А.А.Потебни язык неразрывно связан с культурой народа. Следуя В.Гумбольдту, А.Потебня увидел в языке механизм, порождающий мысль. Мысль проявляется через язык, причем каждый акт говорения является творческим процессом, в котором не повторяется уже готовая истина, но рождается новая. Он пишет: "Показать на деле участие слова в образовании последовательного ряда систем, обнимающих отношения личности к природе, есть основная задача истории языка; в общих чертах мы верно поймем значение этого участия, если приняли основное положение, что язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее, что он не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность".4. К таким системам А.Потебня относил фольклор и мифологию народа.

Именно язык обусловливает национальную специфику человека, национальное видение мира, или как принято говорить - менталитет.

Русские мыслители XIX века неоднократно подчеркивали отличия в восприятии различных наук в той или иной национально-языковой среде. По словам Н.Бердяева, "общечеловеческие ценности" человек получает через национальные формы языка, это - "питательная среда общечеловеческого".5.

Заметим, что сказанное отнюдь не означает, будто национальноязыковая среда сужает мышление и ограничивает познание человека. В этом плане неприемлемым кажется суждение одного из "отцов" евразийства Н.С.Трубецкого, который, опираясь на закон многообразия национальных культур, писал; что "всякий человек способен вполне воспринять только создания той культуры, к которой сам принадлежит, или культур, ближайших к этой культуре".6. Безусловно, человек, воспитанный в традициях определенного национального языка, определенной культуры, определенных национальных ценностей, видит мир иначе, чем другой, принадлежащий другим национальным традициям. Этот факт вряд ли кто будет оспаривать. Общей особенностью этих различных "миров" является языковая природа. Поэтому "любой мир" способен к познанию иного, а значит, и к расширению своего собственного образа мира; он соответственно доступен и для других миров".7.

Таким образом, напрашивается следующий вывод: язык связан не только со сферой общественного сознания, но и с социокультурной и национальной сферами. С одной стороны, язык выступает как ценность народа, с другой, - без него невозможно понять национальные ценности.

Попробуем конкретизировать это соображение. В каждом национальном языке аккумулирован духовный опыт народа. Именно через язык и с помощью языка можно понять ту или иную нацию: ее психологию и образ мышления. Формулируя эту проблему, "язык и нация", - А.Потебня писал: "В утверждении, что язык есть создание народов, которые следует представлять себе духовными единицами, есть два члена, взаимное отношение коих должно быть определено, именно духовные особенности народа и языка".8.

Обращаясь к историческому опыту в данном вопросе, приобщаясь к духовному наследию русских мыслителей XIX-XX вв., нетрудно заметить, что проблема взаимосвязи нации и языка находила достойное место в произведениях С.Н.Булгакова, Н.А.Бердяева, И.А.Ильина и других. Так, по мнению И.Ильина, "язык вмещает в себя таинственным и сосредоточенным образом всю душу, все прошлое, весь духовный уклад и все творческие замыслы народа".9.

Существование любой нации связано с сохранением и функционированием ее языка. Вот почему язык (как признак нации) занимал и занимает достойное место в существующих определениях нации. Так, в сталинском определении нации (1913 г.) выделялись четыре признака: общность языка, территории, экономической жизни и психический склад, проявляющийся в общности культуры.

В настоящее время российские ученые единодушно высказываются о необходимости преодоления этого определения. Так, В.Д.Зотов предлагает в основу выработки новых подходов к определению положить такую фундаментальную ценность, как общность духовной культуры.10. В таком случае важный компонент национальной общности язык также будет учтен и сохранен.

Р.Г.Абдулатипов считает обоснованным и больше отвечающим реалиям конца XX века следующее определение нации: "Нация - это социальная общность, которую отличает устойчивое самосознание своей этнической идентичности, основанное на общности исторической судьбы, психологии и характера, приверженности общим культурным и духовным ценностям, а также символам, пользовании единым языком"11.

Приведение разных определений нации - не самоцель наша. Важно подчеркнуть, что отечественные ученые достойное место отводят языку, как "основному знаку", определяющему принадлежность к тому или иному социуму.

В этой связи нельзя не отметить, что в определениях многих зарубежных ученых язык выделяется как один из ведущих параметров нации. Так, в "Международном издании американской энциклопедии" говорится, что нация есть "большое количество людей, которые считают себя общностью. Они часто имеют один или несколько следующих признаков: язык, культуру, религию, политические и другие институты, историю и веру в общность судьбы. Они обычно занимают смежную территорию".12.

Есть, однако, и другая точка зрения, которая критикует исследователей, видящих отличительный признак национальности (нации. - А.Ш.) в единстве языка. Она разделяется серьезными исследователями. П.Сорокин, например, считает: "Если бы язык был таким решающим признаком, то техлиц (а таковых немало), которые одинаково хорошо и с детства владеют несколькими языками, пришлось бы признать денационализированными, а следовательно, венгры, владеющие и венгерским и немецким языками, не могли бы считать себя по национальности венграми". В результате такого анализа "национальность" распадается на элементы и исчезает. Его вывод гласит: "национальности как единого социального элемента нет, как нет и специально национальной связи. То, что обозначается этим словом, есть просто результат нерасчлененности и неглубокого понимания дела".13.

Разумеется, эта точка зрения имеет свой мотив. В качестве подтверждения можно привести немало примеров из нашей жизни. Так, около 1,5 тыс. адыгов, проживающих в республике, не знают родного языка (не понимают, не говорят и не пишут на нем), пользуются русским. Многие из них показывают его родным языком. Так что эти адыги относятся к русской нации? Или другой пример: по итогам Всесоюзной переписи населения 1989г., 83,2% адыгов свободно владеют и русским и адыгейским языком. Более того, многие из нас мыслят на этих двух языках. К какой нации нас отнести?

Все эти рассуждения свидетельствуют о том, что язык (как и другие признаки нации) не следует абсолютизировать. Он сам по себе не достаточен для установления национальности. И в этом плане прав П.Сорокин. Но с ним нельзя согласиться в том, что "национальности как единого социального элемента нет".

Нетрудно заметить, что многие определения нации условны и ограничены. В них преобладает либо психологические, либо культурологические, либо религиозные, либо историко-экономические подходы. Очевидно, многое объясняется еще сложившимся стереотипом нашего мышления. Представляется, что наметившиеся новые исследовательские подходы к понятию национальной идентичности, о которых вскользь упомянули выше, помогут разобраться в этом вопросе. При этом нет сомнения в том, что трудно представить себе нацию без национального языка.

Язык любого народа является не только средством коммуникации. Язык творит, создает духовную жизнь нации. Во-первых, что не названо, то не существует в жизни. По справедливому замечанию академика Д.С.Лихачева, если мы не произносим слово, то гибнет стоящая за ним жизненная реальность. В результате происходит падение культуры. Например, за последние десятилетия адыги не употребляли слово "адыгагьэ" - адыгство. В результате чего беднел не только адыгейский язык, беднела вся духовно-нравственная жизнь адыгской нации.

Поясним это суждение. Адыгство - духовно-исторический феномен культуры, ключевое понятие, на котором строится концепция национального самосознания адыгов. Его не случайно называют "рыцарским кодексом". Адыгство - феномен, в котором аккумулируется все самое лучшее, что характеризует адыгов, - совокупность лучших нравственных норм, своего рода нравственный кодекс адыгов, т.е. предписание относительно того, как настоящий адыг должен вести себя по отношению к людям, в обществе, в семье; подразумевает святость гостеприимства, почитание старших, родителей, женщин, осуждение кичливости и т.д. Это самая сущность, имманентно присущая только адыгской нации. Адыгство основано на мудрости и добре народа; несет в себе любовь и правду, терпимость и уважение, трудолюбие и готовность прийти на помощь. Причем, этот феномен оценивается не только с позиции ценностей адыгов, а по тому, как в нем заключены принципы, отражающие общечеловеческие ценности. Вот почему элементы адыгства активно перенимаются и другими нациями, о чем свидетельствуют многие публикации отечественных и зарубежных авторов.

Казалось бы, мы отвлеклись от темы. Но это заблуждение. Важно вспомнить, что за одним этим словом "адыгство" подразумевается "социальный институт культуры адыгов", и с его исчезновением нация теряет свою духовную сущность. Так обстоит дело с любым национальным языком.

Во-вторых, "есть закон человеческой природы и культуры, 8 силу которого все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада. Денационализуясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни; ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли. У римлян изгнание обозначалось словами: "воспрещение воды и огня". И действительно, человек, утративший доступ к духовной воде и к духовному огню своего народа, становится безродным изгоем, беспочвенным и бесплодным скитальцем по чужим духовным дорогам, обезличенным интернационалистом. Горе ему и его детям: им грозит опасность превратиться в исторический песок и мусор".15.

Из сказанного напрашивается вывод о том, что в языке заложено нечто интеллектуально-духовное, своего рода "культурные гены". Национальный язык также включает в себя такие культурные явления, которые стали символами духовной жизни нации - это пословицы, поговорки, это, наконец, целые образы нартских богатырей. И вся эта национальная ценность, хранимая в языке, должна передаваться от поколения к поколению. Но когда прерывается цепь передачи, происходитдеформация мышления и языка, возникает атмосфера духовного насилия. Это может случиться благодаря национальной политике, проводимой в государстве.

Жизнь показывает, что на функционирование национального языка оказывает влияние конкретная общественно-историческая и социально-политическая ситуация. В этом мы убедились на примере языков народов бывшего Советского Союза, в том числе и адыгейского языка.

Ретроспективный взгляд на адыгейский язык позволяет отметить два положения. Первое связано с адыгской диаспорой, по численности уступающей только русской диаспоре. Важно напомнить о трагедии, которая была связана с насильственным выселением адыгов в Турцию в середине XIX века. В результате чего за пределами исторической Родины (в 45 зарубежных странах) оказалось более 2 млн. адыгов, которые лишены возможности изучать свою национальную культуру и свой язык. С другой стороны, такая разобщенность адыгов ограничивает развитие самого адыгейского языка. Второе положение касается исторических корней адыгейского языка.Разделяем сомнение по поводу того, что письменность у адыгов появилась после революции 1917 года. Один из аргументов - неоднократные попытки ее создания, которые были проделаны представителями русского и адыгейского народов. Сначала письменность была основана на арабском шрифте, затем перешли на латинский, позже на кириллицу. Язык адыгов, как отмечают специалисты, входит в абхазо-адыгскую группу кавказских языков.

В первые годы советской власти пристальное внимание уделяли изучению национальных языков, подготовке грамотных национальных кадров. В результате огромной работы с помощью русских ученых и педагогов адыги получили свой алфавит и развили литературный язык.

Однако предпринятые в 30-е годы попытки применения классового подхода в языкознании и лингвистике, а также идеологизация всех сфер общественной жизни сузили функции национальных языков. Командно-административная система использовала национальные языки в качестве своего инструмента. Выветривался национальный дух, вводились новые речевые обороты, соответствующие господствовавшей идеологии и культивируемым идеям. Другими словами, национальный дух подменялся политическим духом в языках. "Символы традиционной культуры подменялись новыми или переименовывались в процессе создания новояза. В результате такой семиотической деятельности сознание советского человека стало мифологично насколько это возможно, ибо означающее и означаемое здесь дифференцированы очень условно, а иногда слиты так, что можно говорить о полном синкретизме образа и его символического выражения. Этот синкретизм и позволял подобной размытости символических значений порождать иллюзию совпадения индивидуального, которое уничтожалось, с коллективным, которое было манифестировано".16

Духовное развитие наций и народностей невозможно без глубокого знания русского языка, выполняющего разные функции. Человек приобщается к системе ценностей через национально-русское двуязычие.

Адыги всегда стремились к изучению русского языка. Во многом этому способствовали исторически сложившиеся факторы. Так, в Адыгее русские населенные пункты возникали рядом с аулами. Позже они объединялись в колхозы и совхозы, где трудились бок о бок русские и адыги. На базе такого сотрудничества и общения складывалось национально-русское двуязычие. Не идеализируя положения вещей, можно отметить, что Адыгея является одним из немногих регионов бывшего Союза, где очень развит был национальнорусский билингвизм. Об этом свидетельствуют следующие данные:

Свободно владеют русским языком в качестве второго родного языка

(в процентах)17.

 

В целом по

В том числе

 

территории СССР

на территории РСФСР

на территории Адыгеи

 

1970 г

1979 г

1989 г

1970 г

1979 г

1989 г

1970 г

1979 г

1989 г

Адыги

67,9

67,7

81,7

68,0

76,9

82,1

67,1

77,2

83,2

 

Однако деформация принципов национальной политики очень ярко отразилась на изучении национальных языков. Говоря о необходимости изучения русского языка, переводя программы обучения в общеобразовательных школах на русский язык, забыли, а точнее, игнорировали обратную сторону языковой проблемы - знание родных языков. В национальных регионах и в целом по стране не был обеспечен диалектичный и демократичный подход к языковой проблеме. Благодаря постановлениям, принятым в 1938, 1983 годах, об обязательном изучении русского языка в школах русский язык фактически становится обязательным государственным языком на территории СССР. Повсеместно сокращалось преподавание родного языка в школах.

Так, в Адыгее со второй половины 60-х годов не стало национальных школ, а в 70-80-х годах больше половины детей адыгейской национальности не изучали родной язык. К сожалению, адыгейский язык считали непрестижным сами адыги. Родители отдавали своих детей не в адыгейские классы, а в русские, считая, что родной язык не понадобится им после окончания школы.

По итогам Всесоюзной переписи населения, численность адыгов, проживающих в Адыгее и считающих язык своей национальности родным, в 1970 году составила 99,1%, в 1979 г. - 98,7%, в 1989 г. - 98,4%. (18). В городе Майкопе и некоторых районных центрах дети-адыги слабо владели родным языком.

В сложившейся ситуации в языковой жизни адыгов мы не обвиняли ни русских, ни русский язык. Вина ложилась прежде всего на административно-командный прессинг, благодаря которому вне государственной и общественной заботы оказались национальные языки, особенно языки малочисленных народов. Нельзя не согласиться с Расулом Гамзатовым, когда он пишет: "Я убежден, что в Москве никто не был заинтересован в том, чтобы в дагестанском театре по звонку местного начальника снимали с репертуара острый спектакль, чтобы в педучилище было упразднено преподавание национальных языков, литературы и истории, чтобы строящаяся в дагестанской глубинке электростанция называлась переводным словом "Светогорская"... Великий русский поэт Лермонтов, воспевавший наши горы, не переиначивал привычных нашему уху названий - это с легкостью сделал чиновник из дагестанцев... Нужно ли все это кому-нибудь, кроме местного чиновничества, руководствующегося отжившими представлениями о том, как должно выглядеть торжество национальной политики?"19

Следует, очевидно, сказать, что у местного чиновника была роль только исполнителя; его действия были продиктованы политикой Центра.

К части 2.

Выходные данные