- 54 -

 

                      9. Обретение памяти...

                               или

           о месте религии в воспроизводстве этничности

 

Состав документа:

 

      с.54-56     с.57-59     с.60-62     с.63-65     с.66-68

  с.69-71   с.72-74     с.75-77     с.78-80     с.81-83     с.84-87

 

     В романе содержится немало прямых и косвенных указаний на по-

зитивную благотворную связь этнического и конфессионального факто-

ров. Большие жизненные силы, богатый духовный запас, прочность со-

ционормативных установок и строгое следование им в жизни у  Едигея

и Казангапа,  тридцать лет проработавших вместе на степном безлюд-

ном разъезде,  ("а по сторонам от железной дороги в этих краях ле-

жали великие пустынные пространства - Сары-Озеки, Серединные земли

желтых степей") обусловлены их мусульманскими корнями. "Чтобы жить

на сарозекских разъездах,- говорится уже на первых страницах рома-

на,  - надо дух иметь...  Степь огромна,  а человек невелик. Иные,

глядя из вагонов мимоходом, за голову хватаются - господи, как тут

люди могут жить?! Кругом только степь да верблюды! А вот так и жи-

вут,  у кого на сколько терпения хватает. Три года, от силы четыре

продержится - и делу тамам (конец):  рассчитывается и уезжает куда

подальше.  На  Боранлы-Буранном  только двое укрепились тут на всю

жизнь - Казангап и он, Буранный Едигей."

     Однако это исламское наследие противоречиво, и Ч.Айтматов  не

скрывает этого.  Более того, он идет навстречу этому противоречию,

чтобы вскрыть проблемы,  показать несовместимость современной циви-

лизации с отдельными догмами ислама.

     Так, например, Едигей, с одной стороны,  испытывает страх пе-

ред новейшей технологией (ему становится жутко, не по себе), когда

он видит старт космической ракеты ("неужто,  - думает он, - в этом

огнище сидит человек?"), а, с другой стороны, он не испытывает ни-

каких сомнений и колебаний в экстремальных  ситуациях, когда ислам

дает  ему  надежные ориентиры того,  как себя вести,  в частности,

тогда,  когда наступает смерть, когда умирает человек. Показателен

в этом отношении его диалог с национально-безликим дежурным по ра-

зъезду - Шаймерденом, утерявшим свои национальные и  мусульманские

корни.

  "Ты подумай,  - говорит Едигей ему,  - среди нас  человек  умер,

нельзя,  не положено ни у кого оставлять покойника одного в пустом


 

                              - 55 -

доме.

    - А откуда ему знать... один он или не один?

    - Зато мы знаем!...

    - Ну что ты хочешь?...  Что там будешь делать,  все равно ночь

    кругом. - Буду молиться. Покойника буду обряжать. Молитвы буду

    приносить.(Так в тексте - М.Г.) - Молиться?  Ты, Буранный Еди-

    гей?

    - Да я. Я знаю молитвы.

    - Вот те раз - шестьдесят лет ...советской  власти.

    -  Да  ты  оставь,  при  чем тут Советская власть! По  умершим

    молятся испокон веков. Человек ведь умер, а  не скотина!" В то

    же время самого Шаймердена, проявившего безразличие  к  смерти

    Казангапа,  выявившего потрясающее непонимание и  неуважение к

    традиционным  похоронным  обрядам,  Едигей  называет скотиной:

    ("хайван безмозглый").

   Таким образом, бесчувственность, безнравственность,  бессовест-

ность есть прямое следствие отсутствия корней, пренебрежение к на-

циональным и мусульманским истокам.

   На погребение Казангапа, от общей молитвы, джаназы, осуществля-

емой незадолго до выноса тела,  и до последней молитвы с разверну-

тыми перед лицом ладонями у засыпанной могилы,  в романе отводится

целый день. Но этот день вмещает в себя больше века, потому что на

изображение всей жизни требуется очень много жизненного и романно-

го времени.

   Ислам насыщен сложной обрядностью, многочисленными предписания-

ми и запретами, регламентирующими все поступки верующего, весь об-

раз жизни человека от рождения до похорон. И всех людей легко раз-

делить на верующих,  на тех,  кто  соблюдает  все  предписания,  и

участвует в обрядах,  и тех,  кто не выполняет и не соблюдает обы-

чаи. Манкурты  относятся к  разряду  вторых.  Едигей,  выполняющий

просьбу своего умершего друга Казангапа - похоронить его  на клад-

бище Ана-Бейит - к разряду первых.  По сравнению  с  родильными  и

свадебными обрядами из цикла семейной обрядности,  наиболее  тесно

связывающих ислам и этничность,  похоронный  обряд, дает, пожалуй,

наиболее широкий простор для изображения роли традиций,  роли пре-

емственности в сохранении национальной  культуры  и самого народа.

Не случайно погребение Казангапа завершается клятвой выполнить за-


 

                              - 56 -

вет Едигея и похоронить его самого "бок о  бок с Казангапом". "Ес-

ли так,  Едигей, сделаем,  как ты хочешь. Не сомневайся," - звучит

ответ Длинного Эдильбая.

     В организации похорон Казангапа Едигей  следует  предписаниям

традиционного  мусульманского обряда,  тем самым демонстрируя при-

надлежность к своему народу,  к национальной культуре, к истокам и

корням: "омыл покойника, как полагается, руки ноги выправил и уло-

жил как полагается,  белый саван скроил и обрядил в него Казангапа

как полагается, не жалея на то полотна." Утром, перед отправкой на

кладбище, "наглухо запеленатое в плотную кошму и перевязанное сна-

ружи шерстяной тесьмой тело Казангапа с закутанной головой положи-

ли на прицепную тракторную тележку,  предварительно  подостлав  на

дно  опилок,  стружек и слой чистого сена." А вечером,  перед тем,

как произнести погребальную молитву,  вырыли могилу с боковой  ни-

шей,предписанной исламом, опустили тело в могилу без гроба головой

на запад,  потом кинули вниз по пригоршне земли и принялись  засы-

пать могилу с подветренной стороны."

     И хотя Едигей частично нарушает канонический обряд,  в  част-

ности,  позволяет выкопать большую часть могилы экскаватором,  тем

не менее он начинает и заканчивает рытье руками,  тем самым прими-

ряя традиционный ислам с современной технологией.  Получается, что

этот компромисс по мысли автора,  есть способ выживания этничности

народов, веками исповедующих ислам.

    Исторически этот компромисс был  подвергнут  экспериментальной

этнополитической  проверке  в 20-е годы частью среднеазиатской ин-

теллигенции,  которой и сегодня отводится важная моральная, социо-

культурная  и политическая роль в восстановлении исторической памя-

ти, в национальном возрождении.

     Чем сильнее  давил прессинг антирелигиозной пропаганды,  т.е.

манкуртизации, на исламские народы Средней Азии, тем больше и было

противодействие,  в  том  числе  расширение  масштабов  соблюдения

мусульманских обычаев, как предмета самоуважения на уровне отдель-

ного человека и на уровне всей нации.

     В молитве при захоронении Казангапа Едигей обращается к моло-

дым поколениям, сожалея, что они утратили веру, стали неверующими,

сделав шаг навстречу манкуртизму:  "в бога они не верят  и  молитв

никаких не знают ...  что они смогут сказать себе и другим в вели-

 

Продолжение.

 

Список литературы.

 

Выходные данные.